А. И. Немировский. Евангельский Иисус как человек и проповедник

Публикуем на Портале русского народа Крыма статью историка А.И. Немировского, посвященную проблеме историчности Иисуса Христа. Статья опубликована в 1990 году в авторитетном академическом журнале «Вопросы истории». Опираясь на научные факты, автор обосновывает несостоятельность построений т.н. мифологической школы, на протяжении десятилетий господствовавшей в советской исторической науке. А.И. Немировский показывает несостоятельность попыток группы историков-атеистов в Советском Союзе и в странах Запада опровергнуть сам факт исторического существования Иисуса Христа. Статья не лишена субъективности и неточностей, однако содержит целый ряд интересных исторических данных.

А.И. Немировский:

«В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат».
Так начинает М. Булгаков одну, из сюжетных линий в романе «Мастер и Маргарита» об Иешуа (Иисусе) [1]. Она композиционно является противопоставлением другой, современной: молодой поэт Иван Безродный пишет сатирическую поэму об Иисусе, и редактору кажется совершенно неприемлемым, что Иисус выведен историческим лицом: «Ты, Иван, очень хорошо и сатирически изобразил, например, рождение Иисуса, сына божия, но соль-то в том, что еще до Иисуса родился целый ряд сынов божьих, как, скажем, фригийский Аттис, коротко же говоря, ни один из них не рождался и никого не было, в том числе и Иисуса». Это – квинтэссенция господствовавшей у нас на протяжении многих десятилетий догмы, отдающей пылью взрываемых храмов, тленом выставленных на обозрение мощей, гомоном первых публичных диспутов, вскоре заглушённым перестуком колес теплушек, увозящих священнослужителей на Соловки, – «Бога не-е-ет!».
Это было время воинствующего вульгарного атеизма, глумливой, шутовской «Библии для верующих и неверующих» Ем. Ярославского. Вульгарный атеизм, лишенный самых элементарных познаний в сложнейшей области истории идей, вторгался в их сферу с полной уверенностью в том, что обладает магическими возможностями материалистического истолкования истории религии. Присвоив себе звание «научный», он был далек от науки и оснащен самыми примитивными методологией и аргументацией. Не обладая собственной, вульгарный атеизм воспользовался концепцией одного из направлений буржуазной критики христианства – мифологической школы, возникшего в результате колоссального расширения сравнительно-исторического материала по истории религии и мифологии восточных народов в XIX – начале XX в. (дешифровка древнеегипетской, вавилонской, шумерской письменностей, хеттских и финикийских текстов), а также вследствие научной несостоятельности другого направления в изучении христианства – исторической школы [2].

Наиболее яркими представителями исторической школы в XIX в. были Д. Штраус и Э. Ренан [3]. Штраус, впервые употребивший применительно к евангелиям термин «миф», поставил своей целью восстановить исторического Иисуса, отбросив все мифологические наслоения. Ренан же фактически написал психологический роман об Иисусе, создав образ бунтаря, карбонария древности, религиозного анархиста, воодушевленного любовью к угнетенным и униженным. С критикой Д. Штрауса выступил Б. Бауэр, решительно отвергнувший историческую достоверность евангелий и соответственно самое возможность воссоздания образа Иисуса [4].

Ф. Энгельс в целом положительно отнесся к критической направленности труда немецкого теолога [5], но был далек от ее безоговорочного принятия и писал, что Бауэр, «как и все, кто борется с закоренелыми предрассудками, во многом далеко хватил через край» и что в его интерпретации «исчезает и всякая историческая почва для новозаветных сказаний об Иисусе и его учениках» [6]. У Энгельса имеется и собственный опыт критического изучения Нового завета: он пришел к выводу, что одно из произведений Нового завета, «Апокалипсис», написано в год правления императора Гальбы (62 г.) и в нем предсказывается близкое возвращение Нерона [7]. Как видим, один из основоположников марксизма был далек от мысли, что произведения Нового завета лишены какого-либо исторического содержания и рассматривал их в тесной связи с эпохой, которая их породила.

В XX в. историческую школу представляют преимущественно протестантские теологи, поставившие своей целью «демифологизацию» Иисуса. Э. Штауфер изобразил его как бунтаря-одиночку, сражавшегося с религией Торы и закончившего эту борьбу совершенно одиноким, без союза с какой-либо духовной или политической силой своего времени. В его книге попросту изложены евангелия со всеми их подробностями жизни Иисуса, которые автор принял на веру [8]. Р. Бультман критически отнесся к простому отбрасыванию чудес Иисуса, полагая, что тем самым размывается одна из составных частей христианства как религии. Подлинной демифологизацией евангелий, по его мнению, является их экзистенциальная интерпретация, согласно которой «человек» во всей полноте этого понятия не может быть истолкован, пока он является объектом стороннего наблюдения, а только путем вживания в источники, рассказывающие о человеке [9]. Целью Бультмана было дать такую интерпретацию Нового завета, которая подняла бы его авторитет среди людей, вооруженных достижениями современной науки. Совершенно справедливо работа Бультмана рассматривается у нас как пример нет исторического подхода к источнику [10].

Возобновившееся в начале XX в. мифологическое направление в изучении христианства направило острие своей критики прежде всего против Ренана. Польский ученый А. Немоевский, многие произведения которого были в первые послереволюционные годы переведены на русский язык, писал: «Ренан создавал Иисуса по своему образу и подобию, но он не умел еще пересоздать его на основании критически исследованных документов. Эти документы были для него зеркалом, в котором он видел отражение своего собственного духовного облика. Его прекрасно составленная «Жизнь Иисуса» была, собственно, каким-то пятым евангелием, написанным для утонченных скептиков XIX столетия» [11]. Что же противопоставил Немоевский Ренану? Бауэровскую уверенность в отсутствии каких-либо исторических данных о реальности Иисуса, дополненную попыткой воссоздания того пути, тех приемов философов древности, при помощи которых они слепили психологический образ Иисуса, принятого за историческую личность. Неисторичность евангелий Немоевский пытался доказать выявлением в них противоречий, не учитывая самого характера этих произведений. К тому же Немоевский был привержен астрально-мифологической концепции, последователи которой давали солнечное и звездное толкование едва ли не каждому евангельскому повествованию.
Предисловие к книге Немоевского написал бывший народоволец Н. А. Морозов, автор «Откровения в грозе и буре» (М, 1907), «Пророков» (М. 1914) и семитомного труда «Христос» (М. –Л. 1924 – 1932, кн. 1 – 7). В этих работах, пользуясь неверными астрономическими наблюдениями, Морозов вообще вырвал Иисуса из времени правления Августа и Тиберия и отнес к середине IV века.

Такой же разрушительной критике подверг произведения Нового завета А. Древе [12]. Для него Иисус – древнеизраильское божество солнечного света и плодородия; боги и все другие персонажи Нового завета (Иосиф, Мария, Петр). «Апокалипсис Иоанна» он считал нехристианским произведением, сомневался в подлинности посланий Павла.

В советской науке и публицистике вплоть до середины 60-х годов безраздельно господствовали взгляды мифологической школы. Лишь в 1918 и 1919 гг. еще могли появляться книги старых исследователей, в которых Иисус трактовался как историческая личность [13]. Подобный подход классифицировался как «вылазки буржуазной пропаганды» и «проповедь поповщины», В отрицании историчности Иисуса объединились в 30 – 50-е годы ординарные пропагандисты и знатоки древних языков и текстов. А. Б. Ранович, прекрасно издавший первоисточники по истории христианства и фрагменты из произведений античных его критиков [14], утверждал, что вначале Иисус выступал как мифическое существо и лишь впоследствии был наделен человеческими чертами, что евангельские рассказы об Иисусе имеют своими источниками ветхозаветные книги и мифы об умирающих и воскресающих богах. Более того, по его мнению, колыбелью христианства был не Иерусалим, не Палестина, а диаспора [15]. Другой знаток древней истории, С. И. Ковалев, в предисловии к книге английского марксиста А. Робертсона подверг его критике за признание исторического зерна в легенде об Иисусе [16].

Только в годы первой «оттепели» у нас робко прозвучали отдельные голоса ученых, увидевших в евангелиях исторический источник и осмелившихся рассмотреть историческую основу преданий об Иисусе [17]. Чрезвычайно знаменательно, что следующее выступление сторонника этой концепции случилось лишь в 1985 году [18]. Впрочем, приверженцы мифологической школы еще не думают сдавать своих позиций и пребывают в уверенности, что признание историчности Иисуса противоречит марксизму [19].

Но обратимся к Иисусу. Иисус был, как это явствует из евангелий и греко-римской литературы, современником императора Августа (30 г. до н. э. – 14 г. н. э.) и его преемника Тиберия (14 – 37 гг.). Во времена Иисуса Иудея представляла собой настоящий бурлящий котел. Из трудов еврейского историка Иосифа Флавия (37 – ок. 110 г.) мы узнаем об острой социально-политической борьбе в этой римской провинции. В ходе ее проявились различные политические группировки, которые Флавий именует «философскими школами». Консервативная позиция была характерна для саддукеев – выходцев из иудейской аристократии, – часто занимавших государственные должности. Они противодействовали попыткам римских наместников вмешиваться в религиозную жизнь Иудеи и оскорблять религиозные обычаи, апеллируя к императору.

Фарисеи составляли сплоченную группу лиц, называвших друг друга «хоберим» (товарищи). Само же слово «фарисеи» не имело значения «лицемеры», «ханжи», которое ему придали евангелия, и на арамейском языке, на котором во времена Иисуса говорило негреческое население Палестины, означало «отделившиеся». Их целью было внесение в обыденную жизнь иудеев, остававшуюся вне ведения храма и его жрецов, религиозного порядка. Они стремились актуализировать законы Ветхого завета, приспособить их к требованиям времени. Веря в загробное существование и в посмертное возмездие, они проповедовали добродетельную жизнь, хотя сами не всегда могли служить ее примером. Нередко фарисеи занимали враждебную позицию по отношению к высшему духовенству и саддукеям, подвергаясь за это гонениям. Фарисеи искали поддержку в народных низах Иудеи, но не выражали их социальных нужд.

Обрисовывая в своих трудах идейную борьбу в Иудее перед всенародным восстанием против Рима, Иосиф Флавий рассказывает с симпатией об эссенах (ессеях) [20]. Этим именем он, а также другие еврейские и греко-римские авторы обозначали иудейских сектантов, ушедших к пустынным берегам Мертвого моря и ведших праведную жизнь, не имея ни жен, ни рабов, пользуясь общим имуществом, помогая друг другу. Сохраняя иудейскую веру и даже доставляя в Иерусалим предписанные священными книгами жертвы Иегове, они сами жертвоприношений не совершали, «признавая иные способы очищения». Образ жизни ессеев настолько был непохож на жизнь остального населения Иудеи, что чужеземные наблюдатели видели в них особую этническую группу.

В иудейском обществе тех лет действовала и радикальная группа, которую, по сведениям Иосифа Флавия, возглавлял выходец из Галилеи Иуда (не путать с евангельским Иудой). В своем отношении к Ветхому завету он и его приверженцы не отличались от фарисеев, но придерживались насильственных методов борьбы и не скрывали своего презрения к примиренцам. «У них замечается, – пишет Флавий, – ничем не сдерживаемая любовь к свободе. Единственным руководителем и владыкой своим они считают Господа Бога. Идти на смерть они считают за ничто, равно как презирают смерть друзей и родственников, лишь бы не признавать над собою власть человека» [21]. Совершая набеги на царские арсеналы, Иуда и его приверженцы захватывали оружие и вооружали бедный люд на борьбу с римлянами и их иудейскими приспешниками. Действовали и другие повстанческие отряды, возглавляемые рабом Ирода Симоном и пастухом Афронгом. Они вели на территории Иудеи настоящую партизанскую войну [22].

Краткий обзор сведений об Иудее периода, предшествующего «рассеянию», показывает, что население этой области, завоеванной Римом, не было какой-то однородной массой, связанной одной религией, одним «законом». События развивались, следуя логике классовой борьбы, выделяя тех, кто, желая сохранить свое положение и богатства, искал компромисс с римскими захватчиками, и тех, кто не видел иного пути, кроме вооруженной борьбы. Пользовавшиеся наибольшим влиянием в массах толкователи св. Писания фарисеи не могли овладеть мятущимися умами, ищущими решения не столько религиозных, сколько социальных проблем, ожидающими ответа на роковые вопросы о месте Иудеи во враждебной ей империи, могущество которой превышало мощь всех прежних недругов, вместе взятых.

Источником осложнений политической и социальной ситуации было также то, что население Палестины не было в этническом отношении однородным. Там были города, заселенные греческими колонистами еще со времени захвата Иудеи диадохами (наследниками Александра Македонского). Число таких городов увеличилось во время правления Ирода Великого (40 – 4 гг. до н. э.), активного проводника римской политики. Он превратил древнюю Самарию, в прошлом столицу Израиля, в греческий город, дав ему имя Себаста. При нем на побережье Палестины появилась Цезарея с великолепной гаванью, принимавшей больше кораблей, чем знаменитый Пирей [23]. В интересах возросшего греческого и италийского населения он в Иерусалиме соорудил ипподром, а за городскими стенами – греческий театр и амфитеатр для травли зверей и гладиаторских боев. Как сам Ирод Великий, так и управлявшие Иудеей после превращения ее в римскую провинцию наместники искали в греках и других пришельцах опору против иудеев. Из греков, по преимуществу, состояли вспомогательные войска, находившиеся под командованием префектов.

Употребляя применительно к евангельским рассказам об Иисусе слово «миф», наши недавние критики христианства уверяли, что это миф такого же рода, как мифы о Зевсе, Афродите, Аполлоне и других греческих богах [24]. В мифах о богах действительно трудно найти какую-либо историческую основу и бессмысленно искать их прототипы среди реальных людей. Но мифическими подробностями обрастает жизнь и исторических личностей. Например, отцом Александра Македонского считался египетский бог Амон, а о Цезаре рассказывали, что после смерти он превратился в звезду. Вымыслы, преувеличения, несообразности не могут служить доводом в отрицании историчности лица, жившего в эпоху, удостоверенную множеством свидетельств, современника императоров Августа и Тиберия.

Деятельность Иисуса вписывается, хотя и не идеально, в политическую и идейную ситуацию, которая существовала в Иудее до всенародного восстания и разрушения Иерусалима. После 70 г. саддукеи и ессеи как политические группировки перестали существовать. Остались фарисеи, поскольку утрата Иерусалимского храма и суверенитета Иудеи не имела для них решающего значения – ведь для них главным было св. Писание. Евангелисты показали знание народных и религиозных обычаев Палестины, иерархии в Иерусалимском храме. Все это говорит о политической тенденциозности и необоснованности современного псевдонаучного мифа о неисторичности Иисуса [25].

Евангелистов упрекали в незнании географии Палестины, исторической ситуации, в которой действовал вымышленный ими Иисус [26]. В действительности это не так. Евангелисты называют многие города Палестины, и если у иных авторов не указан город Назарет, в котором родился Иисус, то это еще не значит, что такого города (или небольшого поселения) не было. Иудеи не ели свинины, и критики уличали авторов в неправде, когда те рассказывали о свиньях, в которых вселились изгнанные Иисусом злые духи, по логике: «свиней не было, следовательно, не было и Иисуса». Но значительную часть Галилеи, страны Иисуса, населяли греки, и никто не мог им воспрепятствовать разводить свиней.

Общим доводом мифологистов против историчности Иисуса является утверждение, будто в нехристианской литературе отсутствуют сведения об Иисусе. Разумеется, никто не отрицал самого факта упоминания Иисуса авторами I – II вв. – Иосифом Флавием, Тацитом, Плинием Младшим, Светонием. Но все их свидетельства объявлялись поздними интерполяциями, осуществленными церковниками с целью доказать реальность никогда не существовавшего проповедника.

Между тем ни один из античных противников христианства никогда не высказывал сомнений в существовании Иисуса. Напротив, все они признавали его реальным человеком и, полемизируя с христианами, говорили об Иисусе как о бездомном бродяге, шарлатане, погибшем рабской смертью на кресте. Поэтому ясно, что у христиан не было оснований для фальсификации с целью доказать, что Иисус не является их выдумкой.

Сообщая о преследовании христиан Нероном в 64 г., Тацит писал: «Нерон, чтобы побороть слухи (о его причастности к поджогу Рима. – А. Н.), приискал виноватых и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла хрестианами [27]. Христа, от имени которого происходит это прозвище, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме, куда отовсюду стекается все наиболее гнусное и постыдное и где оно находит приверженцев. Итак, сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащими к этой секте, а затем по их указаниям и великое множество прочих, изобличенных не столько в злодейском поджоге, сколько в ненависти к роду человеческому» [28].

Сам характер этого рассказа, преисполненного злобой к христиан нам, достойным любого наказания, хотя и не причастным к поджогу Рима, исключает возможность фальсификации. Благочестивый христианин не мог вставить в рукопись Тацита такой пасквиль ради того, что бы доказать существование Иисуса-человека, Да и весь тон и характер этого отрывка в полной мере соответствует имперской идеологии Тацита с ее особой ненавистью к обитателям восточных провинций – грекам, евреям, египтянам, армянам.
Свидетельство Тацита, хронологически совпадающее с рассказами евангелистов, дополняется другим античным историком, Светонием Транквиллом (ок. 70 – ок. 140 гг.), автором Широко читавшегося в древности произведения «Жизнеописание двенадцати цезарей». В биографиях императоров Клавдия и Нерона Светоний сообщает: «Иудеев, постоянно волнуемых Хрестом, он изгнал из Рима» и «наказаны были христиане, приверженцы нового и зловредного суеверия» [29]. Написание греческого слова Christus как Chrestus вызвало утверждение приверженцев мифологической школы, что Хрестус не имеет никакого отношения к Иисусу, что это какой-то греческий раб, живший в Риме при Клавдии и носивший имя, которое в переводе с греческого означает «добрый».

Эта трактовка могла показаться логичной, поскольку ко времени Клавдия евангельский Иисус был уже мертв кроме того, нет сведений о его пребывании в Риме, Первый из доводов был убедительно опровергнут видным советским лингвистом И. М. Тройским, показавшим, что Chrestus (вместо Christus) – обычное искажение, присущее простонародной латыни [30]. Что касается отнесения Иисуса ко времени Клавдия и к Риму, то это либо неточное выражение (имелось в виду, что иудеев волновало учение Хреста), либо ошибка, лишний раз свидетельствующая, что перед нами не интерполяция – так ошибиться мог только человек, ничего не знающий об Иисусе и незнакомый с евангелиями.
Примечательно, что ни Тацит, ни Светоний не знают личного имени возмутителя спокойствия среди иудеев. Для них это не играло никакой роли. Рассказывая о секте «врагов рода человеческого», важно было знать имя, которое присвоил себе зачинатель, а не его личное имя. Христианин, если бы ему представилась возможность фальсифицировать рукописи, обязательно бы указал имя Иисус.
Наибольшие споры вызвало сообщение об Иисусе Иосифа Флавия.

Молчание писателя, поставившего своей целью воссоздать историю времени, предшествующего Иудейской войне, действительно было бы странным. Но не менее странным оказалось то, что Иосиф сказал о своем соотечественнике: «Около этого времени появился Иисус, мудрый человек, если только его можно назвать человеком. Он стал совершать удивительные деяния и стал учителем людей, которые охотно воспринимали истину, и он привлек к себе многих иудеев, но также и многих эллинов. Он был Христом. По настоянию наших влиятельных лиц Пилат приговорил его к распятию на кресте. Но те, кто раньше его любили, не отступили. Он появился перед ними на третий день живым, как об этом и тысячах других вещей возвестили божественные пророки. И поныне существует род [людей], носящих его имя» [31].

Мог ли сказать правоверный еврей, принадлежавший к фарисеям, что Иисус имел божественное происхождение, являлся мессией и воскрес? Отвечая на эти вопросы отрицательно, большая часть исследователей признала это место целиком интерполяцией христиан, некоторые же сочли его частичной фальсификацией, возникшей не на пустом месте. Одна из находок подтвердила последнее предположение. Еще в 1911 г. в монастыре на Синае была обнаружена арабская рукопись «Всемирной хроники от Адама» византийского историка Агапия. Но только в 1971 г. было впервые обращено внимание на имеющуюся в этом труде цитату из Иосифа Флавия об Иисусе в несколько иной редакции: «В это время был мудрый человек, которого звали Иисус. Весь его образ жизни был безупречным, и он был известен своей добродетельностью, и многие люди среди евреев и других народов стали его учениками. Пилат осудил его на распятие и смерть. Но те, кто стали его учениками, не отказались от его учения. Они рассказывали, что он явился им через три дня после распятия и что он был тогда живым; таким образом, он, может быть, был мессией, о чудесных деяниях которого возвестили пророки» [32].

Сравнив оба текста, мы обнаруживаем, что именно вставили христианские интерполяторы в широко читаемый христианами труд [33]: мысль о божественном происхождении Иисуса («если только его можно назвать человеком»), сообщение, что казнь осуществлена по настоянию иудейской верхушки. Если в первом тексте – уверенность в том, что Иисус воскрес, то во втором – рассказ учеников о воскресении. Иосиф Флавий допускал возможность того, что Иисус был мессией, но на этом не настаивал.

Таким образом, свидетельство Иосифа Флавия об историчности Иисуса становится исключительно важным. Оно исходит не от римлянина, пользовавшегося сведениями из вторых рук или просто слухами, а от знатока еврейской истории, старавшегося подражать самому точному историку древности – Фукидиду. Несомненно, что Иосиф встречался с приверженцами учения Иисуса еще до «рассеяния», в Иудее, возможно, в пустыне у берегов Мертвого моря, где он пребывал три года, выполняя обет. Вставки в его труд характерны для христианства более позднего времени с его враждебностью к иудаизму, с его уверенностью, что Иисус был не только мессией, но и сыном божиим.

Разобранное место – не единственное упоминание Иосифом Флавием Иисуса. В рассказе о событиях в Иудее во времена наместничества Лукцея Альбина (62 – 64 гг.) сообщается о казни Иакова, бывшего братом Иисуса, «которого именовали Христом» [34]. Несмотря на краткость этой информации, ею не следует пренебрегать. Свидетельство о брате Иисуса, относящееся ко времени до «рассеяния», говорит о том, что Иисус уже в тот период был фигурой известной и значительной.

Следующее по времени упоминание о христианах содержится в переписке наместника малоазийской провинции Вифиния Плиния Младшего с императором Траяном. В письме 96 книги X речь идет о привлечении лиц, подозреваемых в принадлежности к христианской общине, к суду и попутно раскрывается фанатическая вера первохристиан, которую Плиний Младший называет «непреклонной закоренелостью и упрямством», сообщаются детали христианского богослужения (ночные молитвенные бдения, совместные трапезы). И хотя стиль письма Плиния и ответа Траяна полностью соответствует стилю этих исторических лиц и написаны они в духе их политических взглядов [35], что исключает какую-либо возможность фальсификации, и этот документ признавался рядом современных критиков христианства злонамеренной подделкой [36].

Некоторые сведения об Иисусе-человеке содержат направленные против христианства полемические труды II века. Античный разоблачитель христианства Цельс приводит следующие биографические сведения об Иисусе: «Иисус выдумал свое происхождение от девы. Он родился в иудейской деревне от местной женщины, нищей пряхи. Уличенная в прелюбодеянии, она была выгнана своим мужем, плотником по ремеслу. Отвергнутая мужем, она, позорно скитаясь, родила втайне Иисуса. Этот, нанявшись по бедности поденщиком в Египте и искусившись там в некоторых способностях, которыми египтяне славятся, вернулся гордый своими способностями и на этом основании объявил себя богом» [37]. В своем труде Цельс в отличие от Тацита и Светония явным образом обнаруживает знание евангелий, которые он опровергает. Таким образом, значение рассказа Цельса для решения вопроса об историчности Иисуса невелико.

Существует еще один пласт сведений об Иисусе, восходящий к противникам христианства из лагеря ортодоксальной иудейской религии. В Талмуде, собрании сочинений раввинов II – III вв., Иисус в отличие от других носителей этого имени именуется «Иисус из Назарета» и «Иисус бен-Пантера» («сын Пантеры»). Н.М. Никольский на основании примеров использования слова «сын» в талмудической литературе пришел к выводу, что некий Пантера был законным отцом Иисуса [38]. Но нам представляется, что применительно к Иисусу действует исключение из указанного правила. Поскольку ко времени составления Талмуда евангелия имели широкое хождение, его читатели, иудаисты, знали, что Иисус был провозглашен «божьим сыном», а не сыном Иосифа. Бен-Пантера звучит как издевательство над новоявленным мессией и его приверженцами. В то же время эта «родословная» служит насмешкой над евангелистами, возводившими родословную Иисуса к Давиду.

Талмуд дает иное (сравнительно с евангелиями) толкование обстоятельств гибели Иисуса: «Накануне Пасхи повесили Иисуса. И за 40 дней был объявлен клич, что он занимался колдовством: кто может сказать что-либо в его защиту, пусть придет и скажет. Но не нашли ничего в его защиту». Здесь присутствует явная тенденция унизить Иисуса, показать, что он был всего лишь мелким преступником, а возможно, и опровергнуть христианскую религиозную символику. Несмотря на все недостатки, обусловленные полемическим характером, нельзя сбрасывать со счетов талмудическую традицию, поскольку она подтверждает реальность существования Иисуса.

Посмотрим теперь, что же говорят об Иисусе-человеке произведения раннехристианской литературы. Как уже отмечалось выше, главным источником сведений о жизни Иисуса и его учении являются четыре евангелия, вошедшие в Новый завет – Евангелие от Матфея, Евангелие от Марка, Евангелие от Луки, Евангелие от Иоанна. Первые три, близкие по содержанию, общей последовательности изложения, наличию буквальных заимствований друг у друга или из какого-то общего источника, называются синоптическими, то есть дающими совместный обзор [39]. Четвертое евангелие стоит особняком.

Для решения вопроса о характере и достоверности сведений евангелий об Иисусе необходимо коснуться времени их написания (абсолютной хронологии) и месте среди других произведений Нового завета (относительно хронологии). Приверженцы мифологической теории в решении хронологических вопросов исходили из двух посылок: 1. В источниках I в. нет упоминаний о личности и деятельности Иисуса; 2. У авторов евангелий и других произведений Нового завета не было и не могло быть каких-либо воспоминаний о человеке, казненном Понтием Пилатом около 30 года. Изначально Иисус был богом, а его человеческие черты формировались под давлением врагов христианства, требовавших доказательства, что мессия уже приходил [40]. В соответствии с этой схемой порядок произведений в Новом завете был перевернут и евангелия оказывались самыми последними в христианском каноне [41]. Таким образом, время написания евангелий определялось концом II и даже III веком.

Анализ евангелий, осуществленный А. Гарнаком, В. Вреде, Э. Мейером [42] и другими виднейшими представителями исторической школы, привел к совершенно иным выводам. Евангелия являются самыми ранними произведениями Нового завета. Они написаны людьми, жившими в I в., во времена первых гонений на христиан. При этом первым было Евангелие от Марка, относящееся ко времени пожара Рима при Нероне (середина 60-х годов I в.). Оно было источником для двух других синоптических евангелий, созданных уже после разрушения Иерусалима, но тоже в I веке. Решило спор о времени написания евангелий (для тех, кто имеет уши и хочет слышать) открытие так называемого папируса Райланда. Он содержит отрывок из XVIII главы Евангелия от Иоанна и диалог Иисуса с Пилатом. Датируется папирус первой четвертью II века. Следовательно, написание самих евангелий должно быть отнесено к концу I в. или к самому началу II века. Разумеется, эта находка не могла дать точного ответа на вопрос, какое из евангелий является самым древним, но в ряд с Марком и Матфеем становится и Иоанн.

Что же рассказывают евангелия о Иисусе? Два евангелиста, Матфей (1:2 – 17) и Лука (2:25 – 38), приводят родословную Иисуса, ведя его происхождение от Давида и от Адама. Какого-либо значения для решения вопроса об историчности Иисуса эти родословные не имеют, но дают аргументы в пользу датировки евангелий исторической школой с теми поправками, какие внес папирус Райланда, Источник этих родословных восходит к тому времени, когда еще христианство не оторвало своих корней от иудаизма. Ведь смысл родословных был в том, чтобы показать законность появления Иисуса, его связь с царским родом Давида.

Местом рождения Иисуса назван Вифлеем (Матфей, 2:1; Лука, 2:4), матерью – Мария, супруга Иосифа, родившая кроме Иисуса еще четырех сыновей (Иакова, Иосию, Иуду и Симона) [В православной традиции господствует мнение Евсевия о том, что Иаков, Иосия, Иуда и Симон — дети Иосифа от первого брака, не упомянутого в Писании, – прим. ред.], а также нескольких дочерей (Лука, 6:3). При этом Мария зачала не от Иосифа, а от Духа святого, но Иосиф, извещенный ангелом, не отослал Марию, как он это должен был сделать согласно закону, а оставил ее у себя, но более не вступал с нею в связь (Матфей, 1:18 – 25).

Точная дата рождения Иисуса евангелистам не известна. Согласно Матфею, Иисус родился «во дни царя Ирода» (Матфей, 2:1). Лука, желая внести уточнение, указывает, что «в те дни вышло кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле. Эта перепись была первая в правление Квириния Сирией» (Лука, 2:1 – 2), Квириний – историческое лицо. Его полное имя Публий Сульпиций Квириний [43]. Перепись в Иудее, входившей в провинцию Сирия, также исторический факт, многократно удостоверенный Иосифом Флавием [44]. Но проконсулом Сирии Квириний был в 6 – 7 гг. и тогда же осуществлял перепись в Иудее. Таким образом, точная дата самого образованного евангелиста, судя по имени, грека, оказалась ошибочной. Дата рождения «при царе Ироде», как мы видим, вообще не претендует на точность. Ведь Ирод Великий, царь зависимой от Рима Иудеи, правил в 37 – 4 гг. до н. э. Видимо, Матфей имел в виду не царя Ирода, а его наследника, тетрарха Ирода Антипу, правителя Галилеи и Переи. Разумеется, отсутствие в евангелиях точной даты рождения Иисуса не может служить доказательством того, что Иисус вообще не рождался и не жил. Исходя из этой логики мы должны были бы объявить никогда не существовавшими многих деятелей России XVIII – XIX вв., поскольку точная дата их рождения неизвестна.

О детстве Иисуса у евангелистов наиболее противоречивые сведения. У Марка детство вообще опущено. Лука сообщает об обрезании Иисуса в храме Иерусалима, о возвращении в Галилею, в Назарет, «где младенец возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости» (Лука, 2:22 – 39), Матфей же говорит о бегстве Марии с Иисусом в Египет, так как ему угрожал Ирод, искавший младенца, чтобы его погубить, и его возвращении в землю Израилеву после воцарения в Иерусалиме Архелая (Матфей, 2:13 – 22).

Важнейший эпизод в жизни Иисуса, согласно сведениям всех четырех евангелий, – его встреча с Иоанном Предтечей: Лука начинает свое повествование, после обращения к «достопочтенному Феофилу», с рассказа о священнике Захарии и его жене Елисавете, родивших сына Иоанна, и о поддержке, оказанной Елисаветой Марии, которая уже носила в чреве младенца Иисуса (Лука, 1:5 – 39) [45]. Марк, опуская детские годы Иисуса, рассказывает сначала об Иоанне, проповедовавшем в. пустыне и крестившем Иисуса (Марк, 1:4 – 9). Матфей сообщает, что Иоанн крестил Иисуса вскоре после его возвращения в Галилею из Египта (Матфей, 3:13). Евангелист Иоанн сообщает о своем тезке Иоанне еще до того, как в повествовании появляется Иисус (Иоанн, 1:6 – 19).

Характеризуя отношения, возникшие между учителем и учеником, крестителем и крестником, евангелисты говорят о пиетете старшего к младшему, о понимании Иоанном того, что Иисус значительнее его. И это могло вызвать сомнение в реальности фигуры Иоанна, введенной для того, чтобы подчеркнуть божественное происхождение Иисуса. Между тем Иоанн Креститель – реальная историческая личность, известная Иосифу Флавию: «Ирод умертвил этого праведного человека, который убеждал иудеев вести добродетельный образ жизни, быть справедливыми друг к другу, питать благочестивое чувство к богу и собираться для омовения» [46].

После этого рассказа Матфей, Марк и Лука сообщают об искушении Иисуса диаволом в пустыне (Матфей, 4:1 – 11; Марк, 1:12; Лука, 4:1 – 13). В этом эпизоде у евангелистов нет расхождений. С возвращения Иисуса из пустыни в Галилею начинается его проповедническая деятельность в Галилее и Иудее, сопровождавшаяся исцелениями больных и прочими чудесами (превращение воды в вино, хождение по водам и др.). Меру в изложении этих чудес соблюдает лишь Иоанн, остальные евангелисты заполняют рассказами о чудесах Иисуса большую часть своих повествований.

Следующий патетический эпизод – последнее путешествие Иисуса в Иерусалим. Марк, Иоанн и Матфей сообщают о торжественной встрече жителями Иерусалима, иудеями и эллинами, знаменитого проповедника (Марк, 11:8 – 9; Иоанн, 12:12 – 22; Матфей, 21:8). Все они сообщают, что Иисус въехал в Иерусалим на вьючной ослице, которую сопровождал осленок. Затем Иисус изгнал из храма в Иерусалиме «всех продающих и покупающих в храме, опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей» (Матфей, 21:12, сравн. Марк, 11:15 – 16; Лука, 19:45 – 46), Эти поступки, а также исцеление в храме слепых и хромых, вызывают ненависть иудейских первосвященников и старейшин, которые пытаются сбить с толку Иисуса вопросами, а он отвечает притчами (Матфей, 21:18 – 22, 46; Марк, 12; Лука, 20; Иоанн, 14 – 16).

После этого первосвященники, книжники и старейшины, поняв, что они бессильны одолеть Иисуса в честном споре, решают взять его хитростью и убить тайком, чтобы не вызвать возмущения в народе (Матфей, 26:3 – 5; Марк, 14:1 – 2; Лука, 22:1 – 2). На помощь заговорщикам приходит один из учеников Иисуса, Иуда Искариот, в которого «вошел сатана» (Лука, 22:3, сравн. Матфей, 26:15; Марк, 14:10 – 11; Иоанн, 13:2). Далее следует рассказ о последнем в земной жизни Иисуса пасхальном празднике. Матфей, Марк и Лука описывают трапезу с учениками за праздничным столом; Иисус предсказывает, что один из присутствующих его предаст. Этот же рассказ содержится у Иоанна с той лишь разницей, что Иисус моет ноги своим ученикам и обтирает их полотенцем, которым был подпоясан (Иоанн. 13:1 – 24). После окончания трапезы Иисус с учениками – в Гефсиманском саду (или в селении Гефсимании). Ученики спят, кроме Петра, Иакова и Иоанна, они-то и становятся свидетелями человеческой слабости Иисуса. Упав на землю, он обращается с молитвой к богу; «Авва Отче! все возможно Тебе, пронеси чашу сию мимо Меня» (Марк, 14:32 – 36, сравн. Матфей, 26:36 – 42; Лука, 22, 39).
Далее говорится о взятии Иисуса под стражу, при этом Петр оказал сопротивление и отсек мечом ухо у раба первосвященника; Иоанн называет этого раба Малхом (Матфей, 26:47 – 51; Марк, 14:43 – 47; Лука, 22:47 – 51; Иоанн, 18:3 – 10). Следующая сцена – дом первосвященника Каиафы, куда привели Иисуса и где спрашивали об его учениках и его учении, а затем били и издевались над ним (Матфей, 26:57 – 68; Марк, 14:53 – 65; Лука, 22:54 – 65; Иоанн, 18:13 – 23). Иисуса, приговоренного к смерти, ведут в преторий Понтия Пилата, ибо священнослужители не имели права казнить (Матфей, 27:1 – 2; Марк, 15:1; Лука, 23:1; Иоанн, 18:28 – 31). Далее лишь Матфей сообщает о раскаянии Иуды, о возвращении им первосвященнику и старейшинам 30 сребреников и самоубийстве (Матфей, 27:3 – 5).

О допросе Иисуса Пилатом рассказывают все евангелисты, но подробнее всего Лука (Лука, 23:5 – 10) и Иоанн (Иоанн, 18:33 – 39). Оба утверждают, что, узнав о галилейском происхождении Иисуса, римлянин отослал его к Ироду, но Ирод его вернул. У Луки Иисус не отвечает на вопросы Пилата, у Иоанна приводятся вопросы Пилата и ответы Иисуса. У Иоанна Пилат долго колеблется, пока принимает решение о казни Иисуса. Матфей, Марк и Лука сообщают, что крест нес к месту казни, Голгофе, киринеянин Симон, шедший с поля. У Иоанна сам Иисус несет свой крест. Инициатором снятия тела Иисуса с креста и ходатаем перед Пилатом выступает богатый человек из Аримафеи Иосиф, тайный последователь Иисуса (Матфей, 27:57 – 58; Марк, 15:42 – 43; Лука, 23:50 – 52; Иоанн, 19:38 – 39). В погребении Иисуса по иудейскому обряду вместе с Иосифом участвуют женщины, пришедшие за Иисусом из Иудеи. Согласно Иоанну, с ними был и Никодим, приходивший к Иисусу еще ночью и принесший около 100 сосудов благовоний. Через три дня после захоронения Иисуса его тела не находят. Воскресший, он предстает Марии Магдалине и ученикам, благословляет апостолов на всемирную проповедь и возносится на небо с горы Елеонской близ Вифании на 40-й день после Пасхи.

Отцы и апологеты воинствующего атеизма приучали нас к тому, что евангелия полны противоречий. Однако при внимательном их чтении можно убедиться, что общего в евангелиях неизмеримо больше, чем расхождений. Некоторые «противоречия» – результат буквального восприятия евангелий, которые на это не рассчитаны. Например, Иисус призывает возненавидеть родных: «Если кто придет ко мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть моим учеником» (Лука, 14:26). Есть ли здесь противоречие с проповедью Иисуса любви к ближним и даже врагам? Или в слово «возненавидевший» вкладывается смысл самоотречения, чтобы не причинять ни себе, ни близким неизбежной боли утраты? Становясь воином любви в высшем смысле этого слова, сторонник Иисуса жертвовал родственными привязанностями.

Нельзя считать противоречием и то, что один из евангелистов опускает подробности, излагаемые другими. Разночтений в евангелиях много, но они создают единый образ Иисуса и окружают его одними персонажами. Абсолютизация противоречий с целью опровержения реальности Иисуса, человека и проповедника, проистекает из непонимания того, что это – произведения художественно-пропагандистского характера со свойственными этому жанру особенностями.

Важно и другое. Матфей, Марк, Лука не были первыми в изложении жизни и учения Иисуса. Лука в предисловии к своему труду пишет: «Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам это бывшие с самого начала очевидцы и служители Слова, то рассудилось и мне, по тщательном расследовании всего сначала, по порядку описать тебе, Феофил, чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен» (Лука, 1:1 – 4). Действительно, античным авторам II – III вв. известны христианские сочинения, отсутствующие в Новом завете, в том числе евангелия Петра, Андрея, Варфоломея, Якова, Филиппа, два евангелия Фомы, евангелия евреев, Евангелие Эбионитов, Евангелие Назареев, Евангелие Истины [47].

Еще в конце прошлого века в Египте были найдены восемь папирусов, начинающиеся словами: «Говорит Иисус». Еще шесть изречений Иисуса были найдены в Египте в 1904 году. Однако самые значительные открытия были сделаны в Южном Египте в 1946 году. Во время земляных работ открыли более 40 текстов, принадлежавших группе христиан- коптов, среди них три полных текста евангелий – от Фомы, от Филиппа и Евангелие Истины.
Информация, содержащаяся в этих христианских сочинениях, не дает ничего принципиально нового по сравнению с четырьмя каноническими евангелиями и другими произведениями Нового завета. Но она конкретизирует некоторые моменты и раскрывает идейную борьбу среди первохристиан. Так, в Евангелии от Матфея Иисус в субботу, то есть в день, когда иудейская религия запрещала всякую деятельность, излечивает человека с сухой рукой: «Вошел он в синагогу их. И вот там был человек, имеющий сухую руку. И спросили Иисуса, чтобы обвинить его: можно ли исцелять в субботу? Он же сказал им: кто из вас, имея одну овцу, если она в субботу упадет в яму, не возьмет ее и не вытащит? Сколько же лучше человек овцы! Итак, можно в субботы делать добро. Тогда говорит человеку тому: протяни руку твою. И он протянул, и стала она здорова, как другая» (Матфей, 12:9 – 13). В Евангелии Назареев сам сухорукий обращается к Иисусу: «Я был каменщиком и зарабатывал на жизнь своими руками, я прошу тебя, Иисус, возврати мне здоровье, чтобы я не просил с позором милостыни» – то есть тот же факт, но толкование иное: авторам канонических евангелий нищенство не казалось позорным.

Как уже говорилось выше, канонические евангелия сообщают очень мало о детстве Иисуса. Этот пробел решил заполнить «израильский философ Фома», рассказавший о чудесах, явленных Иисусом в возрасте от 5 до 12 лет: однажды в субботу маленький Иисус, играя с детьми на берегу реки, выкопал в песке ямки, заполнившиеся водою, и стал лепить из мокрой глины птичек. Тогда его правоверный сверстник возмутился: «Зачем ты делаешь в субботу то, что не полагается!» В ответ на это Иисус хлопнул в ладоши и крикнул: «Летите!» Глиняные птички полетели, как настоящие. Но это чудо не убедило другого малыша, который стал разбрызгивать прутиком воду из ямок. Тогда маленький Иисус реагировал немедленно криком: «Ты высохнешь, как дерево, и не принесешь ни листьев, ни корня, ни плодов!» И мальчик высох!

Нетрудно понять, почему это Евангелие попало в число запрещенных. Его автор воссоздал образ малолетнего Иисуса по Иисусу взрослому. Проявлять свое могущество по отношению к неразумным детям жестоко. У Фомы не было никаких сведений о детстве Иисуса, как их не было у Марка, Матфея, Луки и Иоанна. Но их молчание высвечивает очень существенный факт: значение проповеди Иоанна в жизни Иисуса.

Несмотря на наличие параллельных свидетельств Иосифа Флавия, характер учения Иоанна Предтечи оставался слишком абстрактным, пока после второй мировой войны в распоряжении науки не оказались материалы, рисующие деятельность и учение Иоанна и других предтеч Иисуса с такой обстоятельностью, о которой ранее нельзя было и мечтать. В пещерах близ Мертвого моря, в местности Кумран, были обнаружены религиозные книги иудейской секты, рассказывающие о вероучении и образе жизни тех, кто к ней принадлежал. За 40 лет, прошедших после открытия этих документов, исследователи во многом прояснили идеологическую и социальную обстановку в Иудее II в. до н. э. – середины I в. н. э. и способствовали лучшему пониманию причин и обстоятельств возникновения христианства [48].

Среди свитков, содержащих тексты библейских книг, комментариев к ним и религиозных гимнов оказался устав общины, называвшей себя «Новым союзом». Как известно, священные книги рассматривались древними евреями как особого рода соглашение между богом и «избранным народом», каким себя считали древние иудеи и израильтяне. Этот союз был заключен в древнейшие времена, потом неоднократно нарушался людьми и затем снова возобновлялся, пока бог не дал через пророка Моисея свой «закон». Отсюда название – «Ветхий завет», обозначающее ряд священных книг, принятых верующими, как евреями, так и христианами. Кумранская община, назвав себя «Новым союзом», подчеркивала свою независимость от официального иудейства, признававшего лишь «закон» Моисея, Такое противопоставление характерно и для христианства, назвавшего свои священные книги Новым заветом, но признававшего, как и сектанты Мертвого моря, и Ветхий завет.

Этим далеко не исчерпывается сходство между кумранскими и раннехристианскими общинами. Главным, что их объединяло, было почитание основателя нового религиозного движения, который в кумранских рукописях выступает как посредник между богом и людьми, Учитель праведности (или справедливости), подвергшийся преследованию «Нечестивого жреца» и погибший мученической смертью, однако одержавший над своими недругами моральную победу, поскольку бог обещал именно ему суд над всеми народами.

Сходство представлений об Иисусе и об Учителе праведности настолько велико, что первые исследователи кумранских текстов пришли к убеждению, что речь идет об евангельском Иисусе [49]. Это вызвало ужас среди теологов, всегда исходивших из идеи исключительности и беспрецедентности христианства и вдруг осознавших, что эту идею могут опровергнуть документы, найденные на родине Иисуса и предшествующие возникновению евангелий [50].

А между тем работа над вновь найденными текстами продолжалась, и уже нельзя было остановить потока сравнений кумранских документов с евангелиями и другими произведениями Нового завета [51]. Было обращено внимание на сходство проповеди Иисуса против богатства и собственности с соответствующими требованиями кумранитов, совпадающими не только по существу, но и по словесному выражению. Иисус наставлял своих последователей: «Не можете служить богу и мамоне» (Матфей, 6:24). Кумраниты не только имели общее имущество, но в агитации против обогащения и имущественного неравенства употребляли то же арамейское слово «мамона» (имущество, богатство, деньги).

Иоанн непосредственно перед рассказом о том, как Иисус с учениками «пришел в землю Иудейскую и там жил с ними и крестил», сообщает о беседе Иисуса с Никодимом, одним из иудейских начальников: «Суть же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому, что дела их были злы; ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличались дела его» (Иоанн, 3:19 – 20). Объяснение этим словам дал найденный в пещерах Кумрана свиток, озаглавленный «Война сынов света против сынов тьмы», в котором дуалистское учение «свет – тьма» изложено исчерпывающе и в тех же выражениях.

Много сходных моментов отмечается и в организации кумранской и раннехристианских общин. В «Новый союз» мог вступить каждый желающий, но стать полноправным членом общины можно было после прохождения двухгодичного испытательного срока и принесения клятвы перед лицом общего собрания верующих, которое допускало испытуемого в свою среду и принимало его имущество. Кумраниты не участвовали в кровавых жертвоприношениях храма в Иерусалиме, считая эти жертвы осквернением этого храма, Формальным жертвам в кумранских документах противопоставляется вера в непорочную жизнь, молитва и справедливость. Существенным элементом жизни кумранитов было ритуальное омовение, сопровождаемое предварительным раскаянием и очищением души. Кроме свидетельств в текстах, мы знаем об этом обряде по археологическим данным. В местах проживания кумранитов обнаружены резервуары для омовения. Значительную роль в жизни кумранитов играли общие трапезы, обусловленные отсутствием частной собственности и коллективным трудом общинников, На трапезах жрецы благословляли хлеб и вино.

Даже то, что сообщается об Иисусе и его учениках в евангелиях, свидетельствует об общности культовых принципов раннего христианства и кумранства. Вспомним хотя бы поведение Иисуса в Иерусалимском храме, изгнание из него торговцев, в том числе торговцев голубями, приносимыми в жертву Иегове. Вспомним тайную вечерю с преломлением хлеба и освящением вина. И разве крещение Иоанном Крестителем иудеев, в том числе и Иисуса, не явление того же порядка, что ритуальные омовения кумранитов?

В первом послании коринфянам апостола Павла содержится следующее наставление участникам коллективных трапез: «Далее, вы собираетесь так, что это не значит вкушать вечерю господню; ибо всякий поспешает прежде других есть свою пищу, так что иной бывает голоден, а иной упивается. Разве у вас нет домов на то, чтобы есть и пить» (11; 20 – 22). Здесь Павел укоряет участников христианских трапез за то, что они наедаются хлебом и вином, тогда как сама трапеза – это священный обряд вкушения тела и крови Христовой. Далее идет ссылка на тайную вечерю, во время которой Иисус, преломив хлеб, сказал ученикам, что они будут есть его тело (11:25). Но ведь описание тайной вечери дано в евангелиях, написанных уже после разрушения Иерусалима. Евангельская тайная вечеря – явный анахронизм, трапезы же Иисуса с учениками могли проходить именно так, как это изложено в кумранских документах, когда члены религиозной общины не имели своих домов и использовали встречи не только для молитв, но и для насыщения после тяжелого труда.

Этот пример показывает, что сравнение евангелий и других произведений Нового завета с кумранскими текстами для выявления сходств и различий между ранними христианами и кумранитами должно в большей мере учитывать изменения, происшедшие в христианстве за полвека после гибели Иисуса, Если бы нам были доступны произведения спутников Иисуса, апостолов, сходство между христианами и кумранитами было бы значительно большим. Тогда бы не вызывало ни у кого сомнений, что Иоанн Предтеча, которому евангелия приписывают столь значительную роль в жизни и судьбе Иисуса, принадлежал к секте, подобной той, чьи документы открыты в пещерах близ Кумрана.

В евангелиях он представлен как проповедник-одиночка, и мы можем только гадать, с чем это связано – с отсутствием у евангелистов точных знаний о кумранитах, которыми обладаем мы, или с определенной тенденцией возвысить Иисуса над Иоанном.

Новые документы необычайно углубили наши представления о раннем христианстве, со всей очевидностью показав ошибочность поисков почвы первоначального христианства за пределами Палестины, в Малой Азии, Риме или Египте. Более того, они точно указали район, в котором галилеянин Иисус из Назарета выработал свое вероучение – район Мертвого моря, где он встретился с Иоанном и вместе с учениками принял омовение в Иордане. Здесь он стал на путь разрыва с иудейским духовенством и объявил ему войну, которая предрешила его судьбу. Иисус пришел в Иерусалим, как во враждебный лагерь, и не мог ожидать взаимопонимания с саддукеями и фарисеями. Он апеллировал к народу, и не только к иудеям, но и к их врагам эллинам, что в глазах высшего духовенства, цеплявшегося за догму богоизбранности, было не только ересью, но и прямым предательством. К тому же проповеди Иисуса имели определенную социальную направленность. И хотя он в тех же словах, что и кумраниты, провозглашал блаженство «нищих духом», к нему тянулись все нищие и обездоленные, привлеченные обличением богатства и чудесами исцеления. Одним словом, Иисус был революционер и, может быть, более опасный, чем его земляк Иуда-галилеянин, хотя не брался за оружие и не вооружал рабов. Это был идеологический противник, и ненависть к нему высшего духовенства была неизмеримо большей, чем к разбойникам, приговоренным к распятию на кресте.
Если обрисованный евангелиями характер отношений Иисуса и высшего иудейского духовенства в целом не вызывал у современных критиков серьезных сомнений, то отношения Иисуса со светской властью в лице Понтия Пилата считались противоречащими действительности, вплоть до того, что вообще отрицалось существование Понтия Пилата. Один из первых представителей мифологической школы, А. Кальтгоф, полагал, что Понтий Пилат – это наместник Вифинии Плиний Младший. Однако Понтия Пилата упоминали нехристианские авторы – Филон Александрийский и Иосиф Флавий [52]. Поэтому большая часть критиков евангелий, признавая реальность Понтия Пилата как жестокого римского наместника, злейшего врага иудеев, описанные евангелистами колебания Понтия Пилата при решении судьбы Иисуса считали свидетельством их полной неосведомленности в иудейских делах или тенденциозной антииудейской выдумкой.

Всякие сомнения в реальности Понтия Пилата исчезли после находки в 1961 г. в Кесарии Иудейской обломка каменной плиты с латинской надписью, в которой Понтий Пилат назван префектом [53]. Можно вспомнить, что евангелисты, равно как и Тацит в рассказе о преследовании христиан Нероном [54], называют Понтия Пилата не префектом, а прокуратором. Но расхождение не может служить основанием для сомнений в тождестве Понтия Пилата-префекта с Понтием Пилатом-прокуратором, ибо это обозначение разных функций одного лица: префект – военачальник, а в ведении прокуратора находился сбор налогов в Иудее как части провинции Сирии.

Что касается несоответствия образа евангельского Понтия Пилата Понтию Пилату Филона и Иосифа Флавия, то здесь необходимо учитывать как особую ситуацию, связанную с характером обвинений в адрес Иисуса, так и особенности римской провинциальной политики. Иудейские духовные власти, приведя Иисуса в преторий Понтия Пилата, не могли указать фактов его антиримской деятельности. Пытаясь эти факты добыть еще до ареста Иисуса, фарисеи обратились к нему с провокационным вопросом: позволительно ли тому, кто учит божьему пути и не заботящемуся об угождении кому-либо, платить подать императору. Догадавшись, к чему клонят его враги, Иисус попросил принести динарий и спросил, что там изображено и написано. Когда ему ответили, что изображен кесарь, а надпись содержит его имя, Иисус ответил: «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Матфей, 22:16 – 21). Таким образом, у иудейских священников, выступавших перед Пилатом с обвинениями против Иисуса, не было формальных доказательств его преступления, подпадавшего под римские законы. А Понтий Пилат должен был судить его по римским законам, распространявшимся и на римскую провинцию, какой являлась Иудея.

Действия Иисуса могли быть караемы, если они подпадали под обвинение в seditio (мятеже, восстании), когда особенно строго карались зачинщики. Именно поэтому Пилат, выйдя к обвинителям, не вступившим в преторий из боязни оскверниться, спросил у них: «В чем вы обвиняете человека сего?» (Иоанн, 18:29). Согласно Луке, обвинители ответили: «Он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя себя Христом царем» (Лука, 23:2). Обвинение в том, что Иисус называет себя царем и тем самым посягает на прерогативы власти императора, было самым серьезным, поэтому прокуратор, согласно всем четырем евангелистам, спросил у обвиняемого: «Ты царь Иудейский?» Иисус ответил вопросом на вопрос: «От себя ли ты говоришь это, или другие сказали тебе обо мне?» (Иоанн, 18:34).

Так начался судебный процесс над Иисусом. Исследователи глав евангелий, посвященных этому процессу, указывают на отсутствие точных данных о правовой стороне дела как с иудейской, так и с римской стороны [55]. В частности, вызывает сомнение мотив привода Иисуса к Понтию Пилату: житель Иудеи не мог быть предан смерти по решению синедриона [56]. Полагают, что синедрион мог осудить иудея, не советуясь со светской властью, лишь к побитию камнями. Однако имелось обстоятельство, которое заставляло синедрион прибегнуть к суду светской власти: Иисус был галилеянином и подлежал юрисдикции правителя Галилеи Ирода Антипы.

Выяснив это обстоятельство, Понтий Пилат выдал обвиняемого Ироду, но и тот не хотел принимать решения по столь запутанному делу: ведь Иисус не был участником мятежа, а лишь выступал с религиозными проповедями. Таким образом, Ирод вернул обвиняемого высшей инстанции, тем самым признав ее авторитет. По словам Луки, Пилат оценил этот шаг «и сделались в тот день Пилат и Ирод друзьями между собой, ибо прежде были во вражде друг с другом» (Лука, 23:12). Судебная волокита продолжалась. Пилат снова созвал членов синедриона и объявил им, что не находит Иисуса виновным в преступлении, заслуживающим смертной казни, и считает необходимым лишь подвергнуть его бичеванию и отпустить.

«Мягкость» решения Понтия Пилата может быть объяснена психологически. Из других источников известно, что между Понтием Пилатом и синедрионом сложились крайне враждебные отношения. И чем настойчивей синедрион добивался казни Иисуса, тем с большим упрямством прокуратор противодействовал этому решению. Но возможно и другое предположение. Узнав о том, что Иисус выступал против синедриона, Пилат увидел в нем своего рода союзника, способствовавшего ослаблению ненавистного ему иудаизма. Во всяком случае, сам факт особой позиции римской власти в деле Иисуса вряд ли можно отрицать. Однако те объяснения, которые дают евангелисты, принадлежат им самим и как будто навеяны логикой борьбы христианских раскольников против иудейской церкви: вот видите, даже язычник и римлянин понял величие Иисуса и «умыл руки», уступив настояниям иудеев, единоверцев Иисуса. Эта линия, открытая евангелиями, привела к тому, что уже во II в. христианские писатели видели в Понтии Пилате христианина.

Местом распятия Иисуса была Голгофа, расположенная вне города (Матфей, 27:33; Иоанн, 19:17). Судя по значению этого еврейского слова (череп), Голгофа – открытый холм, скала, Лысая гора. После подавления иудейского восстания под предводительством Бар-Кохбы на Голгофе по приказу императора Адриана (117 – 138 гг.) был воздвигнут храм Венеры. Но о месте Голгофы христиане помнили, и после победы христианства при императоре Константине Великом (306 – 337 гг.) храм Венеры был снесен и на его месте построена христианская базилика. Здесь в 1960 г. производились раскопки [57]. Было установлено, что архитекторы Адриана срезали верхушку Голгофы, возможно, чтобы сделать местность неузнаваемой и воспрепятствовать паломничествам. Ныне Голгофа – холмик, поднимающийся на 4,5 м, тогда как в I в. она была высотою не менее 10 метров. Поэтому упомянутая евангелистами надпись на еврейском, греческом и латинском языках «Иисус Назарей, царь иудейский», чтобы быть прочитанной всеми, кто находился у подножия холма, должна была быть очень крупной.

Описание казни Иисуса в евангелиях изобилует подробностями, видимо, имеющими цель вызвать наибольшее сочувствие к страдальцу Иисусу и ненависть к его гонителям. Так, сообщение всех четырех канонических евангелий, что Иисус был пригвожден к кресту, противоречит применяемому в этом виде казни привязыванию к кресту рук и ног. В «Деяниях апостолов» говорится о том, что Иисуса «повесили на древе» (5:30). Под «древом» может подразумеваться и деревянный крест, но повешение – это не распятие с пригвождением рук и ног. Апокрифическое Евангелие от Петра сообщает, что к кресту были пригвождены лишь руки Иисуса. Наличие противоречий в рассказах о казни Иисуса, разумеется, не дает оснований для сомнений в историчности Иисуса и в реальности расправы над ним.

В высшей степени сложным и запутанным является вопрос о роли в трагической судьбе Иисуса одного из 12 его последователей – Иуды по прозвищу Искариот. Согласно Луке, он предал Иисуса синедриону за 30 сребреников и привел за собою толпу тех, кто хотел арестовать Иисуса (Лука, 22:3 – 6; 47 – 48). Однако, узнав об осуждении Иисуса синедрионом и его выдаче Понтию Пилату, раскаялся, возвратил вознаграждение и покончил с собой (Матфей, 27:4).

Весь этот рассказ в евангелиях имеет явный характер мифа [58]. И все-таки он имеет реальную основу, какого-то человека, достаточно близкого Иисусу, так что денежное вознаграждение за предательство представляется выдумкой того времени, когда возникла борьба между иудеями, принявшими христианство, и христианами, бывшими язычниками.
Из-за отсутствия каких-либо упоминаний об Иуде, кроме новозаветных, исследователям пришлось обратиться к анализу прозвища «Искариот». В ряде манускриптов евангелий вместо одного слова «Искариот» появляются два: is qerijjot, что означает «Из Кериота». Но поскольку такого города в Иудее никогда не существовало, предлагается замена «Кериот» на «Кериаф». Такой город в Иудее известен. Существует еще одно толкование слова «Искариот» в греческом тексте евангелий. В нем видят искаженное латинское sicarius (кинжальщик, убийца), слово, которым обозначали иудейских повстанцев [59]. Исходя из этой трактовки, некоторые писатели превратили Иуду из банального предателя в предводителя радикального крыла в раннем христианстве [60].

В евангелиях Иисус произносит речи, обращаясь к народу, ученикам и противникам. Было бы наивным думать, что это – подлинные его речи, тщательно записанные им самим или учениками и сохранившие отпечаток неординарной личности. Но вымышленные речи – не какая-либо особенность евангелий, а характернейший признак всей греческой исторической и биографической литературы. Речи вводились историками и биографами для оживления повествования и придания ему диалогической формы. Никто ни в древности, ни в новое время не считал древних полководцев или политиков вымышленными лицами на том основании, что их речи сочинены биографами и историками. Равным образом наличие выдуманных и доработанных речей не дает оснований для сомнения ни в существовании Иисуса, ни в самом факте произнесения им речей.
Некоторые арамейские слова, вкрапленные в евангельские речения Иисуса, свидетельствуют о том, что в распоряжении евангелистов имелись воспоминания непосредственных учеников Иисуса или записи его речей, сделанные по памяти. В то время на всем Ближнем Востоке этот литературный жанр был широко распространен, но пока записи речей на арамейском языке еще не найдены. Сам же Иисус ничего не писал, как ничего не писал и Сократ, речи которого по-разному переданы его учениками Платоном и Ксенофонтом, и эти расхождения никогда не были основанием для сомнений в историчности знаменитого философа.

Жизнь Иисуса, в реальности существования которого не может быть сомнений, стала в евангелиях предметом мифологизации – мифы же складываются не только вокруг личности религиозных, но и государственных деятелей даже в наше время. Иисус совершает невероятные чудеса, приписываемые также и античным героям. Рождество Иисуса обставлено деталями, задолго до того описанными в Ветхом завете. В оформлении образа Иисуса используются не только ветхозаветные, но и египетские фольклорные мотивы. Так, рассказ Евангелия от Матфея об уничтожении Иродом всех младенцев мужского пола в возрасте до двух лет (Матфей, 2:1 – 16) перекликается с древнеегипетской сказкой о фараоне Хуфу, который также намеревался погубить детей женщины, которые, по предсказанию, должны стать царями, сменив его династию [61]. Во время распятия Иисуса на целых три часа на всю землю спустилась тьма, а завеса в храме раздирается надвое, сверху донизу (Марк, 15:33, 38). Кажется, евангелисты сделали все возможное, чтобы такими деталями возвеличить Иисуса, показав, что за его судьбой следило само небо и что его смертью нанесен непоправимый урон иудейской религии. В их описании Иисус теряет человеческие черты, которые у противников христианства не вызывали никакого уважения. В такой ситуации наличие в евангелиях противоречий еще более подчеркивает реальность Иисуса – человека и проповедника.

В XIX в. сформировалась главная из вспомогательных исторических дисциплин – источниковедение, – выработавшая понятие источника, сформулировавшая принципы его анализа и критики. Каждый историк знает, что историческими источниками являются не только свидетельства очевидцев, но и произведения, написанные много десятилетий и столетий спустя, но основанные на предшествующей, дошедшей или не дошедшей до нас информации. Нельзя отрицать труд Тита Ливия как источник по истории Пунических войн, хотя он написан два века спустя после 1-й Пунической войны. Однако в трудах представителей мифологической школы произведения Нового завета вообще выведены из категории источников. Такой тонкий исследователь, как Р.Ю. Виппер, категорически отрицал послания апостола Павла в качестве источника и даже пришел к выводу, что евангелия написаны на основе биографий Плутарха и философских сочинений Сенеки [62]. Евангелия не считали источниками буквально все, кто их критиковал у нас в 20 – 50-х годах. Впрочем, в то время, когда еще не были открыты ни свитки Мертвого моря, ни апокрифические евангелия, могло создаться впечатление, что произведения Нового завета как бы находятся вне пространства и времени. Однако и после этих открытий позиция гиперкритиков существенно не изменилась. Так, Донини пишет об апокрифических евангелиях следующее: «Это, естественно, не исторические источники, как, впрочем, те четыре Евангелия, которые вошли в канон» [63].

В подобных оценках евангелий ярчайшим образом проявился догматический антиисторизм господствовавшего у нас официального научного атеизма. Естественно, критика христианства с нигилистических позиций не могла принести науке и обществу ничего, кроме вреда, – ее можно сравнить с взрывами храмов. Вместо строго научного анализа – фантазии, а то и прямые подтасовки, рассчитанные на то, что никто не заметит и не остановит. Знатоки евангелий из лагеря духовенства, разумеется, не принимались во внимание. Попытка ликвидировать христианство, не вписывающееся в господствующую идеологию, оказалась пирровой победой, как множество других завоеваний тех лет, историческое значение которых мы ныне пересматриваем.

«Что есть истина?» – спросил Понтий Пилат Иисуса во время допроса 14 нисана, за день до Пасхи. Этот вопрос и сегодня является дискуссионным, как и все, что касается истории раннего христианства. Разумеется, позитивных итогов в этих дискуссиях можно ожидать лишь в том случае, если в них примут участие объективные исследователи, видящие в евангелиях исторический источник и готовые отстаивать свою точку зрения средствами науки.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Булгаков М. Белая гвардия. Мастер и Маргарита. М. 1988, с. 435. Роман Булгакова интересен воссозданием социальной и политической обстановки 30-х годов, когда происходили «разоблачения» христианства наряду с множеством других разоблачений. Разоблачители разоблачителей – Воланд, Азазелло, Бегемот имеют библейские и языческие прототипы.

2. Изучение мифологической школы в историографическом плане у нас представлено, как правило, лишь ее адептами: Ковалев С. И. Из истории критики христианства (Мифологическая школа). – Ежегодник музея истории религии и атеизма, 1959, N 3; Лившиц Г. М. Очерки историографии Библии и раннего христианства. Минск. 1970. Впрочем, работа Лившица содержит достаточно объективное изложение взглядов противников мифологической школы. Краткий обзор научной литературы об Иисусе см.: Токарев С. А. Иисус Христос. В кн.: Мифы народов мира. Т. I. М. 1980, с. 499 – 501.
   3. Штраус Д. Ф. Жизнь Иисуса. Кн. 1 – 2. СПб. 1907; Ренан Э. Жизнь Иисуса. СПб. 1906. В этом же плане рационалистического домысливания биографии Иисуса написана книга З. Косидовского «Сказания евангелистов» (М. 1977).
3. Bauer B. Kritik der evangelischen Geschichte der Synoptiker und des Johannes. Bd. I – II. Leipzig. 1841; Bd. III. Braunschweig. 1842.
4. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 19.
5. Там же. Т. 22, с. 474.
6. Там же. Т. 21, с. 7 – 13.
7. Stauffer E. Jesus. Gestalt und Geschichte. Bern. 1957; см. также написанные им главы: «История Иисуса» и «Первоначальная церковь» в IV томе: «Historia mundi» (Bern. 1957). Критику концепции Штауфера см. в рецензии С. И. Ковалева и А. И. Немировского (Вестник древней истории, 1957, № 1).
8. Bulltmann R. Glauben und Verstehen. Tubingen. 1930, 1960; ejusd. Jesus. Tubingen. 1964.
   10. Трофимова М. К. Философия экзистенциализма и проблемы истории раннего христианства. – Вестник древней истории, 1967, № 2.
9. Немоевский А. Бог Иисус. Пг. 1920, с. 3.
10. Древе А. Миф о Христе. Т. I. М. –Л. 1925; т. II. М. 1924. На эту работу Древса еще до ее русского перевода (по немецкому изданию 1910 г.) ссылался В. И. Ленин, отмечая, что «это – реакционер прямой, сознательный, открыто помогающий эксплуататорам заменять старые и прогнившие религиозные предрассудки новенькими, еще более гаденькими и подлыми предрассудками. Это не значит, чтобы не надо было переводить Древса… ибо «союз» с Древсами в той или иной форме, в той или иной степени для нас обязателен в борьбе с господствующими религиозными мракобесами» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45, с. 27 – 28).
11. Никольский Н. М. Иисус и первые христианские общины. М. 1918; Жебелев С. А. Евангелия канонические и апокрифические. Пг. 1919.
12. Ранович А. Б. Первоисточники по истории раннего христианства (Материалы и документы). М. 1933; его же. Античные критики христианства. М. 1935.
13. Ранович А. Б. О раннем христианстве. М. 1959, с. 236 – 243.
14. Робертсон А. Происхождение христианства. М. 1958.
15. Каждан А. П. Историческое зерно предания об Иисусе Христе. – Наука и религия, 1966, N 2; Кубланов М. М. Новый завет (Поиски и находки). М. 1968.
16. Козаржевский А. Ч. Источниковедческие проблемы раннехристианской литературы. М. 1985.
17. И. А. Крывелев, заявивший о себе в 1938 г. брошюрой «Правда о евангелиях», 40 лет спустя отстаивает те же позиции в двухтомнике (Крывелев И. А. Правда о евангелиях. М. 1938; его же. История религий. Тт. 1 – 2. М. 1975 – 1976).
18. Иосиф Флавий. Иудейская война. СПб. 1900. II, 119 – 161; Иудейские древности. СПб. 1900, XIII, 171 сл.; XV, 371сл.; XVIII, 11.
19. Иосиф Флавий. Иудейские древности, XVIII, 1.
20. Лившиц Г. М. Классовая борьба в Иудее и восстания против Рима. Минск. 1957, с. 203 – 205.
21. Иосиф Флавий. Иудейская война. I, 21, 5 – 8.
22. «Древние греки называли мифами сказания о богах: об их рождениях, подвигах, любовных приключениях» (Ковалев С. И. Миф об Иисусе Христе. Л. 1954, с. 4).
    25. О заданности неисторического подхода к преданиям об Иисусе лучше всего свидетельствует тезис: «Этот миф является идеологической основой христианской религии, которая в капиталистических странах поддерживает власть буржуазии и помогает ей угнетать трудящихся. Защитники этой религии утверждают, что Христос – историческая личность, что он действительно существовал. Так поступают и современные буржуазные лжеученые» (Ковалев С. И. Миф об Иисусе Христе, с. 4).
23. Так, Ковалев пишет: «Авторы Евангелий – люди, не знавшие языка, на котором говорили в Палестине, ни истории, ни условий жизни в Палестине» (Ковалев СИ. Миф об Иисусе Христе, с. 10). Итальянский марксист А. Донини также называет Палестину в описании евангелистов «страною за пределами реальности» (Донини А. У истоков христианства. М. 1979, с. 19).
24. Написание этого слова в рукописи Тацита свидетельствует о том, что римский историк знал правильную (Christus) и простонародную, употребляемую толпой (Chrestus) его форму.
    28. Тацит. Анналы. Л. 1969, XV, 44.
25. Светоний. Жизнь двенадцати Цезарей. М. 1964, Клавдий, 25, 4, Нейрон, 16, 2.
26. Тройский И. М. Chrestiani и Chrestus. В кн.: Античность и современность. М. 1972, с. 34 – 43. Форма Chrestus засвидетельствована и в греческих надписях. Тертуллиан жалуется, что язычники постоянно искажают наименование христиан (Tertul. Ad. nat. I, 3).
27. Иосиф Флавий. Иудейские древности, XVIII, 63сл.
    32. Цит. по: Pines S. An Arabic Version of the Testimonium Flavianum and its Implications. Lnd. 1971.
28. Примечательно, что Иосиф Флавий был первым нехристианским автором, произведение которого было переведено на русский язык. Русский переводчик середины XI в. относился к тексту Иосифа с такой же вольностью, как западные христианские переписчики (Мещерский Н. А. История Иудейской войны Иосифа Флавия в древнерусском переводе. М. – Л. 1958).
29. Иосиф Флавий. Иудейские древности, XX, 9, 1.
30. Кубланов М. М. Иисус Христос – бог, человек, миф? М. 1964. Признавая подлинность письма в целом, автор, однако, полагает, что некоторые его выражения, «вероятно, следует считать творчеством позднейшего христианского переписчика» (там же, с. 98).
31. Виппер Р. Ю. Рим и раннее христианство. М. 1954, с. 179 сл.
32. Цит. по: Ранович А. Б. Античные критики христианства, с. 37 – 38.
33. Никольский Н. М. Ук. соч., с. 152.
34. Ленцман Я. А. Сравнивая Евангелия. М. 1967, с. 30.
35. Крывелев И. А. История религий. Т. 1, с. 148 – 150.
36. Ковалев С. И. Основные вопросы происхождения христианства М. –Л. 1964, с. 57.
37. Гарнак А. Сущность христианства. М. 1907; Вреде В. Происхождение книг Нового завета. М. 1908; Мейр Э. Иисус из Назарета. Пг. 1923.
38. См. сведения о нем: Тацит, Анналы, II, 23; III, 48; Светоний. Ук. соч., Тиберий, 49.
39. Иосиф Флавий. Иудейские древности, XVII, 3, 5; XVIII, 1, 1; 2, 1; Иудейская война, II, 17, 8; VII, 8, 1.
40. Евангелие от Луки более всего содержит сведений об отношениях Иисуса и Иоанна. В тексте Луки в ряде манускриптов имеются слова бога: «Тебя я сегодня породил», вычеркнутые из официального текста.
41. Иосиф Флавий. Иудейские древности, XVIII, 5, 2.
42. См. подробнее: Свенцицкая И. С. Тайные писания первых христиан М. 1980, с. 8 сл.
43. в изучение этих проблем значительный вклад внесли советские ученые: Амусин И. Д. Рукописи Мертвого моря. М, 1960; его же. Кумранская община. М. 1983; Старкова К. Б. Устав для всего общества Израиля в конечные дни. – Палестинский сборник, 1959, N 4.
44. Dupont–Sommer A. Le «Commentaire d’Habacuc» decouvert pres de la Mer Morte. – Revue de l’histoire de religions, 1960, t. 137, N 2.
45. Амусин И. Д. Кумранская община, с. 202 сл.
46. Кроме глав, посвященных этой проблеме в книгах И. Д. Амусина, есть и другие работы: Каждан А. П. Новые рукописи, открытые на побережье Мертвого моря. – Вопросы истории религии и атеизма, 1956, N4; Лившиц Г. М. Происхождение христианства в свете рукописей Мертвого моря. Минск. 1967; и др.
47. Иосиф Флавий. Иудейские древности, XVIII, 3, 1 – 2; Иудейская война, II, 9, 2 – 4. Phil. Alexandr. Leg. ad Gaium, 38.
48. L’Annee epigraphique, 1963, p. 104. Анализ этой надписи: Ельницкий Л. А. Кесарийская надпись Понтия Пилата и ее историческое значение. – Вестник древней истории. 1965, N 3. Автор на основании расхождения в титулатуре Понтия Пилата считает свидетельство Тацита интерполяцией.
49. Тацит. Анналы, XV, 44.
50. Blinzler J. Der Prozess Jesus. Brl. 1960; Schwerin–White A. N. Roman Society and Roman Law in the New Testament. N. Y. 1963.
51. Впрочем, Донини, ссылаясь на Талмуд, говорит, что синедрион утратил право выносить смертные приговоры за 40 лет до разрушения Иерусалима (Донини А. Ук. соч., с. 80 – 81).
52. Bardtke H. Bibel, Spaten und Geschichte. Leipzig. 1969, S. 271 – 273.
53. Аверинцев С. С. Иуда Искариот В кн.: Мифы народов мира, Т. 1, с. 580 – 581.
54. За сикария, согласно «Деяниям апостолов» (XXI, 38), был принят и апостол Павел, которого обвинили в том, что он вывел в пустыню 4 тыс. сикариев. Здесь употреблено латинское слово, а не как обычно – его греческий синоним.
55. В повести Леонида Андреева «Иуда Искариот, и другие» Иуда – горячо любящий Иисуса ученик, предающий учителя, чтобы спровоцировать народ на решительные действия. Греческий писатель Н. Казандзакис вывел Иуду революционером, а Иисуса соглашателем (см. Казандзакис. Последнее искушение. Афины. 1955 (на греч. яз.). По этому роману создана известная голливудская кинокартина, демонстрация которой на Западе вызывает шумные протесты верующих.
56. Коростовцев М. А. Литература Древнего Египта. В кн.: История всемирной литературы. Т. 1. М. 1983, с. 66.
57. Виппер Р. Ю. Возникновение христианской литературы. М. –Л. 1946, с. 170 сл.
58. Донини А. Ук. соч., с. 55.

Источник: Журнал «Вопросы истории». – 1990. – № 4. – С. 112–132.